Содержание
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
Почему вдруг в обычном большом городе стали появляться здания на высоких массивных опорах? Неужели это всего лишь странные причуды архитекторов?
Одной из причин появления этих жилых построек называют непопулярность первого этажа у потенциальных жильцов – как известно, по многим параметрам, он неудобен. Возможно, это могли быть первые, экспериментальные ласточки так и не реализованной идеи по массовому строительству подобных домов. Второй причиной, конечно же, была потребность в творческой свободе и желание придать зданию образ чего-то летящего, что хорошо отражало эпоху перемен молодой советской страны и настроение строителей светлого будущего.
В Европе дома «на ножках» проектировал великий архитектор Ле Корбюзье, а в СССР – молодые зодчие-конструктивисты. К примеру, в Москве идея архитекторов Гинзбурга и Милиниса при участии инженера Прохорова воплотилась в виде дома Наркомфина на Новинском бульваре, да и позже, в эпоху послевоенных панельных домов, было построено еще несколько интересных зданий «на ножках».
Однако проект архитектора Андрея Меерсона, воплотившийся в жизнь в 1978 году на Беговой улице, превзошел своих советских предшественников по всем параметрам. Здание очень необычно, монументально и, по тем временам, современно.
Опор у этого интересного здания сорок, так что его самое распространенное прозвище – «Дом-сороконожка» – вполне оправдано. Также этот дом в разное время называли «Дом-осьминог» и «Избушка на курьих ножках».
Изначально в чудо-здание планировалось заселить гостей «Олимпиады-80» и тем самым поразить их грандиозностью советской и московской архитектурной мысли. Возможно, поэтому здание выстроено качественно, потолки в нем высокие (2,8 м), все помещения спроектированы рационально. Однако в итоге большинство квартир нового жилого дома выделили работникам авиационного завода, из-за чего «сороконожку» москвичи сразу окрестили еще и «Домом авиаторов». Кстати, большинство новоселов нашли планировку квартир очень удобной.
Работая над созданием проекта, Меерсон решил поднять здание не на один-два этажа, а сразу на четыре, благодаря чему дом внешне получился гармоничным и пропорциональным. В здании 13 этажей (а изначально предполагалось даже больше) и при коротких «ногах» получился бы совсем не тот эффект.
Есть еще две версии создания столь высоких опор дома. Согласно одной, поскольку первоначально многоэтажку планировали ставить в районе Водного стадиона возле Химкинского водохранилища, под длинным зданием необходимо было оставить пространство для свободного прохода людей к водоему. Согласно второй версии, длинные «ножки» появились в проекте именно в связи с тем, что здание было решено все-таки строить на Беговой, недалеко от оживленной Ленинградки, и установление его на опоры позволило свободно проходить воздушным потокам, препятствуя скоплению выхлопных газов у нижних этажей.
Не менее интересно и то, что «ножки» дома имеют четкие углы-грани и кверху расширяются, что создает обманчивое ощущение их хрупкости. На самом же деле здание необычайно устойчиво.
«Ножки» дома отлиты из железобетона, само здание также монолитное, а внешний вид у него просто потрясающий: кому-то он кажется странным или даже некрасивым, тогда как другие архитектурные критики считают проект невероятно интересным и даже эстетически привлекательным.
Трехсекционный фасад, «швы», имитация кладки из камня… Такой грубоватый, как бы неотесанный стиль архитекторы называют «брутализмом». И это очень оригинально, учитывая первоначальную идею воздушности и «полетности» многоэтажки.
Добавляют оригинальности три башни (внутри каждой расположена лестничная клетка подъезда) с узенькими окошками, чем-то напоминающие средневековые башни какого-то военного укрепления или даже замка.
Как известно, в конце 1970-х внешнеполитическая обстановка была напряженной, и, возможно, в преддверии Олимпиады советский архитектор хотел намекнуть предполагаемым зарубежным гостям на боевую мощь и неприступность великой державы? Впрочем, это лишь одна из версий.
Кстати, недалеко от Дома авиаторов расположено еще одно историческое здание, которое олицетворяет другую архитектурную эпоху и воплощает совсем другую идею: Ажурный дом на Ленинградке.
Текст: Анна Белова
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Построенный в 1978 году на Беговой улице дом называли по-разному — то «домом-осьминогом», то «избушкой на курьих ножках», то «домом авиаторов». Большая часть квартир в нём была отдана сотрудникам авиационного завода.
Необычный московский дом стоит на сорока массивных опорах. По какой же причине его построили именно таким образом, и что думают о странном доме его сегодняшние жильцы?
Необычные дома Москвы
Дома на «ножках» в Европе проектировал ещё известнейший архитектор Ле Корбюзье. Он задал моду, которую с энтузиазмом подхватили советские конструктивисты. Необычные здания, появлявшиеся в крупных городах страны, символизировали эпоху «светлого будущего», творческого полёта, безграничных возможностей человека. Один из таких домов — Наркомфин на Новинском бульваре в Москве — спроектировали советские архитекторы Игнатий Милинис и Моисей Гинзбург. Позднее, в «панельную» эпоху, было построено ещё несколько домов на «ножках». Но самым ярким представителем этого необычного направления стал дом на Беговой, построенный по проекту Андрея Меерсона.
Монументальное сооружение, как и круглые дома Москвы, поначалу задумывалось для гостей Олимпиады-80, однако по окончанию строительства планы изменились, и квартиры ушли советским авиаторам.
Дом в стиле «брутализм»
Суперсовременный по тем временам дом, из-за количества опор сразу же прозванный «сороконожкой», построен качественно и рационально. И новоселы конца семидесятых, и нынешние жильцы считают планировку в нём весьма удобной. Радуют людей и высокие потолки в 2,8 метра.
Архитектор Андрей Меерсон поднял дом на четыре этажа, а не на 1–2, как это делали до него. Поэтому внешне 13-этажная «сороконожка» кажется вполне гармоничной: такое количество этажей смотрелось бы нелепо на «ножках» покороче. Сами опоры с выраженными гранями узкие у основания и расширяются ближе к верху, что визуально делает их невесомыми, «хрупкими». При этом дом очень устойчив — монолитный, с железобетонными «ножками».
Зданием до сих пор восхищаются многие зодчие, считая его крайне интересным с архитектурной точки зрения. Имитация каменной кладки, трёхсекционный фасад, «точёные», угловатые опоры придают дому нарочито грубую «внешность». Такой стиль в среде архитекторов часто называется «брутализмом». Подчёркивают эту идею и три необычные башни, внутри которых размещены лестничные клетки. Вдоль башен идут узкие оконца, вызывающие ассоциацию со средневековыми замками и бойницами.
Почему был построен дом на «ножках» в Москве
Объяснений такому странному архитектурному решению несколько. Во-первых, в жилых домах никогда не пользовались популярностью первые этажи, и зодчие, зная это, просто «вычёркивали» таким образом их из проекта.
Кроме того, по плану многоэтажку на опорах должны были воздвигнуть около Химкинского водохранилища у Водного стадиона. Чтобы обеспечить беспрепятственный доступ советских граждан к водоёму, и был задуман такой проект. Затем строительство перенесли на Беговую, но менять чертежи не стали.
Вторая версия-предположение, напротив, говорит о том, что «дом авиаторов» сразу планировали воздвигнуть на Беговой улице, рядом с загазованной Ленинградкой. Опоры же предназначались для того, чтобы жители нижних этажей не дышали выхлопами, и воздух свободно циркулировал.
Ещё одна версия намекает на непростую внешнеполитическую ситуацию того времени: мол, таким образом архитектор по заданию «свыше» демонстрировал зарубежным гостям Олимпиады-80 техническую оснащённость, современный подход и боевой дух Советского Союза.
Как бы то ни было, дом на Беговой продолжает удивлять гостей столицы и вызывать бурные обсуждения в архитектурной среде.
Как устроен «дом на ножках» для сотрудников авиационного завода
Модерновые доходные дома, сталинские высотки и многоэтажки 70-х годов — не просто жилые здания, а настоящие городские символы. В рубрике «Где ты живешь» The Village рассказывает о самых известных и необычных домах и их обитателях. В новом выпуске — «Дом авиаторов» на Беговой. С одной стороны, это не единственный «дом на ножках» в Москве. Но Меерсон поднимает его намного выше, чем другие архитекторы, — на целых четыре этажа. Москвичи прозвали дом «сороконожкой» неспроста: он воспарил над землей на 40 ногах. Квартиры в нем заняли работники авиационного завода «Знамя труда».
Адрес: ул. Беговая, 34
Архитектор: А. Д. Меерсон
Годы постройки: 1973–1978
Высота: 13 этажей (+ 4 этажа — ножки)
автор проекта «Москва глазами инженера»
Идея «домов на ножках» восходит к мировому движению 20-х годов: их делал и Ле Корбюзье в своих домах (здание Центросоюза), и наши конструктивисты — тот же дом Наркомфина. Почему дом ставили на ножки? Из-за необходимости убрать первый этаж, потому что он неблагоприятен для жилья: холодно, сыро, люди могут заглядывать, воры могут залезть. На самом деле мы хорошо понимаем, что архитекторами двигали еще и эстетические соображения: хотелось поднять дом в воздух, создать ощущение парения, полета. И здесь мы видим, что Меерсоном движут как раз эстетические задачи, потому что из технологических соображений можно было поднять дом всего лишь на один этаж. А он поднимает на все четыре, да еще и делает ножки такими гранеными, кристаллическими — чисто эстетская вещь.
Это очень остроумная идея архитектора. В 70-е выходит «Единый каталог строительных изделий» — в нем собраны все дома, построенные из панелей заводского изготовления. В то время возможностей для архитектурного творчества, какой-то фантазии было очень мало. И этот дом — один из примеров, как архитектор сумел выкрутиться в условиях ограниченных возможностей и создать художественное произведение. Для этого Меерсон просто взял обычные серийные панели и наложил их внахлест одна на другую. Эта маленькая особенность сразу дала другой эффект. Теперь это не обычная панелька, а какая-то чешуя — то ли броненосца, то ли сороконожки. Я думаю, многие сравнивают дом с сороконожкой по этим двум причинам: много ножек и чешуя. Но мне кажется, что Меерсон просто не думал о таких вещах. Потому что идея сравнить здание с насекомым очень постмодернистская, а он все-таки был последователем модернизма.
Важно, что архитектор все-таки добивается использования монолитного железобетона — в то время это было очень сложно сделать при возведении жилого дома. Но, поскольку дом строился на хозрасчете, завод, видимо, выделил на это средства. Из монолитного железобетона отливают и эти самые ножки, придавая им таким образом очень эффектную форму, и вот эти башни отдельные, эллиптические лестницы внутри. Меерсон, скорее всего, вдохновлялся мировым движением брутализма, где возникла идея обнаженного железобетона, когда оставляли фактуру опалубки. По рабочим швам и переходам из одной опалубки в другую видно, как все монтировалось. То же самое мы видим и на лестничной клетке, на наружной ее части — вот этот бруталистский эффект чего-то грубого, весомого, зримого как противопоставление чрезмерной легкости, невесомости, абстрактности модернистской архитектуры. Архитектура становится более ощутимой.
При этом Меерсон играет с домом в свои любимые средневековые ассоциации. Башни по своей форме, функциональности (башни с лестничной клеткой) и узким окнам-бойницам похожи на замковые башни. Наличие швов от опалубки напоминает грубую каменную кладку. Бетонная полуротонда, которая огибает вход в подъезд, — это арочный проем с рустовкой, то есть имитация каменной кладки над этой аркой. Если зайти в подъезд с другой стороны, где расположен вход в подвальное помещение, там будет массивная ручка — замковая, круглая, которой бить можно. Почему он любил эти средневековые ассоциации? Сложно сказать. У меня есть только одна идея: метафора «мой дом — моя крепость», которая очень перекликается с брутализмом. Потому что брутализм — это когда через массу железобетона любой дом превращается в боевой форт начала XX века. Так и хочется представить на нем пушки, которые стреляют по вражеским кораблям.
дизайнер интерьера
О квартире
Мы купили квартиру год и один месяц назад, а живем тут примерно с мая — затянули с ремонтом. Я искала квартиру довольно долго, пересмотрела кучу объявлений. Когда увидела этот дом, тут же начала донимать риелтора. В итоге вынудила ее показать мне квартиру в тот же день. И, в общем-то, тогда и решила, что это то, что нужно.
Мне всегда хотелось жить в необычном доме, похожем на этот. Но решающим аргументом стал огромный балкон: я сразу же представила тусовки, гриль, цветы на нем. Быстро поняла все плюсы планировки. Мое первое впечатление — «Как же классно здесь все продумано!». Вся квартира спланирована в правильных пропорциях: кухня квадратная со специальной выемкой под холодильник, очень просторная ванная — не для человека-червя, как делают сейчас. С момента заселения дома ремонта здесь толком не было никакого. Единственное, я очень пожалела, что поменяли окна на новые пластиковые. Оригинальные рамы, деревянные, были очень интересными. Они еще стоят в паре квартир.
Несмотря на ужасное на тот момент состояние квартиры, я поняла, что здесь ничего менять не нужно. Все до меня было продумано гораздо более умным человеком еще на этапе постройки . Я читала много статей про этот дом, про архитектора, и, насколько я понимаю, Андрей Меерсон вдохновлялся идеями Ле Корбюзье — его «Жилой единицей». И тут действительно все продумано для жизни одного человека.
Об идее воссоздать оригинальный интерьер
У меня родилась идея попробовать восстановить изначальную задумку интерьера квартиры, чтобы он соответствовал мощному экстерьеру дома. Но все-таки кое во что в планировке я вмешалась: построила в комнате стену из стеклоблоков. Получилась гардеробная, которая дала мне возможность избежать захламленности пространства. Кроме того, что блоки хорошо вписываются в концепцию тех годов, они позволяют мне пользоваться гардеробом, не включая свет. А когда включаешь свет в гардеробной, в комнате получается классное освещение, словно смотришь на все через стакан для виски.
Мне очень близки идея архитектора и стиль брутализма. Мне безумно нравится эстетика Советского Союза. Особенно 70–80-х годов. В тот период был очень интересный дизайн. Жалко, что сохранилось мало источников о дизайне той эпохи. Я не искала на свалках всякое старье и не пыталась сделать из дома музей Советского Союза. Паркет здесь новый, но раскладка такая же, как была раньше. Краска тоже новая, но глянцевая. Из действительно старого в моей квартире — только ручки на дверях, которые мы нашли через Avito на какой-то барахолке в Санкт-Петербурге. Оказалось, что у продавца было ровно десять штук — столько, сколько мне было нужно. Абсолютно новые, завернутые еще в заводскую бумагу, они никуда не прикручивались.
Потолки в этой квартире по моим меркам очень низкие, потому что я всю жизнь прожила в сталинском доме. Сначала меня это пугало: я думала, как же я буду жить в такой коробочке. На самом деле здесь потолки низкими не выглядят. Во-первых, за счет того, что они неправильной формы, с уклоном из-за скошенных стен. Во-вторых, я повторила покраску с отбивкой белым цветом, которая была модной в советские времена. Она расширяет пространство, делает потолок визуально выше.